Питер Дикинсон Полёт драконов |
«Там лежал он, громадный крепко спящий красно-золотой дракон… Под ним, под телом его, его лапами и толстым свёрнутым хвостом и во все стороны от него насколько хватало глаз, скрывая пол и затеняя стены высились несметные горы сокровищ: золото в слитках и готовых украшениях, самоцветы, жемчуг и драгоценные камни в оправе и без оправ, и серебро, отливающее красным в багровом свете пещеры.» Есть две значительные области того, что известно нам о драконах, которые я до сих пор оставлял без объяснений, потому что обе они явились следствием контактов дракона с Человеком. Это — потаённые запасы золота и способность к общению с людьми. Но, хотя я полагаю, что если запасы золота имели место, то никакой способности к внятной речи у драконов не было, мне всё же кажется, что наличие сокровищниц драконов объяснить куда сложнее. Всякий раз, когда Принц Дракон совершал что-нибудь чудесное, князь приходил и поклонялся ему, используя при этом золото, драгоценные камни, жемчуг и ценные вещи. Помимо ценности для человека, золото обладает двумя особыми свойствами: это один из самых мягких металлов на планете, к тому же химически инертный. Конечно, оно считается мягким не в том смысле, в каком мягок пуховый матрац, но оно неспособно образовывать опасные острия, края или грани, способные повредить шкуру дракона. А его химическая инертность имеет два важных следствия: во-первых, обычно золото можно было найти в чистом виде в форме самородков, которые удавалось собрать ещё до появления на сцене другого золотоискателя, человека; а во-вторых, с золотом практически не взаимодействовали едкие выделения, постоянно источаемые телами драконов. Тогда Регин попросил, чтобы Фафнир поделился с ним золотом, но Фафнир ответил, что он, скорее всего, не станет делить с братом золото, из-за которого он сам убил их отца Грейдмара, и велел Регину убираться, иначе того постигнет судьба отца… Регин обратился в бегство, а Фафнир поднялся на Гнитахейд, соорудил там логово и, превратившись в дракона, возлёг на золоте. Кроме этого, вспомним о той особенности обмена веществ дракона, которую я вкратце упоминал ранее. Чтобы получать достаточное количество кальция для основной химической реакции, драконы должны были поглощать и усваивать известняк. Но маловероятно, чтобы их челюсти были хорошо приспособлены для перемалывания скальных пород. Куда более вероятно, что ввиду их параллельного развития с птицами они полагались в этом смысле на что-то иное. А, принимая во внимание, что птицы нуждаются в проглатываемых ими мелких — вплоть до песчинок — камешках, необходимых им также для измельчения потребляемых ими семян, драконы для дробления известняка нуждались в чем-то более твёрдом. Для этих целей подходят крайне немногие из естественных материалов, но среди них будут и драгоценные камни — алмазы, рубины и так далее. Безусловно, эти материалы никогда не были распространены широко, но не будем забывать, что когда дракон умирал в своём логове, его преемник почти наверняка поедал то, что оставалось от тела предшественника, а оно неизменно включало в себя и внутренние накопления. По сути, здесь мы имеем дело ещё с один естественным механизмом ограничения популяции драконов: пока молодой дракон не унаследует логово и не воспользуется запасами старого дракона, он вряд ли будет способен вырабатывать достаточно газа, чтобы взлететь. Драконы поворачивали клиновидные головы к своим наездникам за огненным камнем. Мощные челюсти размалывали крупные куски, проглатывали их, и требовалось всё большее и большее количество камня. Внутри чудовищ полученное крошево подвергалось взбалтыванию, после чего ядовитые фосфины были готовы. И когда драконы затем изрыгали газ, он загорался в воздухе свирепым пламенем, испепеляющим ниспадающие с неба Нити. Трудно предположить, какие изменения в обмене веществ могли происходить у зрелого дракона-самца после того, как он окончательно выбывал из состязаний за доминирование в водоёме размножения. Вполне возможно, что, ввиду утраты им репродуктивной функции, природа предпринимала определённые меры для его скорейшего исчезновения, ускоряя это с помощью агрессивных химических процессов его организма. Тем самым освобождались бы не слишком часто встречающиеся комфортные пещеры-логова для более молодых самцов, всё ещё активных в борьбе за размножение. Бутыль… раздулась втрое и нагрелась, казалось, чуть не до красноты, и воздух становился всё теплее и теплее, а бутыль — всё больше и больше, пока все младшие секретари не признали, что стало слишком горячо, чтобы здесь оставаться и дальше, и тут же вон подались, кубарем, спотыкаясь и расталкивая друг друга в спешке своей, и как только убрался последний из них и запер дверь, бутыль взорвалась, и вышел из неё дракон, пышущий жаром и становящийся с каждой минутой всё крупнее, и стал он пожирать мешки с золотом, и хрустел жемчугом, алмазами, рубинами, как вы — «сотенными и тысячами». Ни один дракон в отдельности не смог бы собрать таких залежей сокровищ. Но поскольку владельцы логова постоянно сменяли друг друга, гнездо постепенно становилось поистине умопомрачительным курганом ценностей, простирающимся от стены к стене, с вызывающим трепет владельцем его, свернувшимся на вершине. И на этой стадии развития, я полагаю, привычка к накоплению усиливалась ещё и замещающей деятельностью. В своём очерке жизненного цикла драконов я предположил, что драконы-самцы проводили долгие годы, будучи не готовыми к спариванию, и до того, как они достигали статуса верховного дракона, и после — когда их низвергли с этого пьедестала. Длительное подавление сексуального влечения может приводить к появлению странностей в поведении, когда укрепляются и гипертрофируются иные уже существующие привычки и влечения. Так что всё это вполне могло спровоцировать и усугубить печально известные алчность и ненасытность драконов, и не только углубить их склонность к накоплению ставших доступными золота и драгоценностей, но и привычку выходить наружу для их добывания. Предположим, драконопоклонники оказались не в состоянии умиротворить своего бога девственницей, украшенной драгоценными каменьями. Положим, они рискнули обмануть чудовище, предложив ему просто венки из календулы — тогда могла наступить ночь, когда дракон рассвирепеет настолько, что отбросит свойственную ему опасливость и вместе с тихим ночным ветре отправится на поиски того, что ему необходимо, спускаясь во тьме вниз, взмывая над спящим селением, давая знать о своём присутствии внезапными всплесками пламени и заставляя содрогаться от рёва хижины и посёлки. Кто посмел бы выйти и лицом к лицу встретиться с разгневанным богом? Хотя иногда, без сомнения, защиту удавалось организовать, и дракон при этом мог быть даже изгнан или убит. (Описанное в «Хоббите» Толкина нападение Смога на Озёрный город — яркий пример такого инцидента, хотя мифическому Смогу там приписывается столь обильная способность к выдыханию пламени и такой уровень защищённости, какими вряд ли мог обладать дракон реальный.) Но чаще всего перепуганные селяне выносили свои сокровища к дверям хижин и оставляли их на пороге. Дракон брал то, что хотел, и оставлял их в покое, возвращаясь в логово, чтобы вновь свернуться на громадном своём золотом гнездовье. — Я…? — Горбаш застонал, словно пораженный под дых лапой могучего людоеда. — Я? Да у меня нет совершенно ничего, вообще никаких сокровищ, о каких можно было бы… Но есть ещё один вопрос. Почему в более поздние времена не было найдено никаких драконьих сокровищниц? В ответ можно сказать, что эффективное золотое гнездование было возможно только там, где драконы сосуществовали с человеком в таких паразитных по сути отношениях. Когда же дракон умирал и об этом узнавали люди, непременно находился храбрец, готовый отправиться к логову и проверить, что там и как. Эксперты говорят, что золота в древнем мире было больше, чем могла произвести вся горнодобывающая промышленность тех времён, известная нам сегодня, и, возможно, частично это объясняется тогдашними открытиями и распространением в мире содержимого сокровищниц драконов. При этом ещё может оказаться, что где-нибудь в отдаленном районе существует давным-давно запертая лавиной или камнепадом пещера, где проникший туда однажды спелеолог обнаружит в лучах своей лампы сияющие горы сокровищ, собранные там последним из великих драконов. Странными они всё же были существами, эти драконы. И по всему миру с ними одно и то же: упивались сокровищами и ценили их превыше всего. В пещерах или могильных курганах собирали громадные сокровищницы, а стоило украсть у них какой-нибудь ничтожнейший драгоценный камешек, как дракон в лютой ненавистью готов был преследовать вора вплоть до скончания миров. Ага, и человек мог предложить дракону взамен хоть сотню золотых колец, но того прежде всего интересовало, не оказалось ли среди них его собственного… Нет никаких оснований утверждать, что формированием инстинкта «гнездования на золоте» развитие драконов завершилось. Многие виды — почти все они существа летающие — доводят сходные особенности своего поведения до крайностей, не дающих им никакого реального преимущества в борьбе за выживание. Таким образом, первичный инстинкт «гнездования на золоте» имел все шансы развиваться и далее, пока не превратился в окончательно укоренившуюся привычку накапливать сокровища. На этой стадии выбор пещеры перестал зависеть от её пригодности только для обитания, поскольку отныне она предназначалась для хранения и даже для созерцания сокровищ. В непостижимом для нас сознании дракона груды золота могли стать, в конце концов, чем-то вроде того, чем являются коллекции произведений искусства для людей-миллионеров. Иными словами, вполне возможно, что печально известное пристрастие драконов к золоту и драгоценностям не стоит оценивать как некую мифологическую экстраполяцию не слишком ясной поведенческой модели странного животного. Скорее всего, сведения об этой страсти отражают реальное положение вещей. Пещерная живописьНасколько мне известно, не существует никаких пещерных изображений драконов. На первый взгляд, учитывая близкие и едва ли не религиозные отношения, существовавшие между человеком и драконами в каменном веке, это может показаться странным. Но этому есть два объяснения. Первое — очень простое: в тех в областях, где обитали в своих пещерах драконы, людей не было. Объяснение второе связано с назначением пещерных изображений. Все они были по преимуществу магическими. Изображались животные, с которыми охотники хотели встретиться, чтобы убить их и принести домой, не только в качестве пищи. Например, саблезубый тигр, надо думать, был достаточно опасен, но его клыки служили знаками отваги, шкура его была атрибутом вождя племени, и даже мясо его при тщательном длительном пережёвывании оказывалось вполне съедобным. Но ни один охотник не рвался лично встретиться с драконом, и в самом драконе не было ничего, что могло представлять какую-либо ценность для человека. Изображать же дракона, чтобы с помощью магии вызвать его «на себя», было равносильно желанию навлечь огнедышащий кошмар на всё племя. Даже те, кто, подобно Гераклу-Геркулесу, всё же попытался воспользоваться для этого своей чудодейственной силой, заканчивали, как правило, очень скверно.
|