Уроки фантазии
Урок второй. Осознание силы.

 


После прибытия первого посла и неожиданного завершения этого посольства, прошло пять дней.  Он Алност  снова стоял на вершине «Мертвой горы». Невдалеке суетились войны, вынося столы и карты из шатра. Было теплое раннее утро, и Он решил, что будет приятнее провести его вне душной тени шатра.  При этом панорама, насторожившегося и замершего в страхе города, будет наглядным приложением к картам.
День обещал быть долгим и нудным, к шатру по одному прибывали вожди для обсуждения текущих дел, а к полудню ожидалось второе посольство. Саман Луншаса наотрез отказался участвовать в этих встречах, справедливо предполагая продолжение сюрпризов и очень сильно переживая предыдущее положение, в которое попал. Он решился пожертвовать  частью своего престижа главнокомандующего, доверив Алносту  выслушать и оценить отчеты о развертывании войск. Даже доверил принимать оперативные решения по возможным проблемам. Главнокомандующий загодя покинул штаб, решив, что целесообразней его присутствие на перешейке, где шли последние приготовления к первому приступу.
На гору уже подымались вождь северных хагов Гар Абанат и предводитель магов Муг  Алабр. Их отряды расположились на северных подступах к городу, эти рубежи были самыми ближними к штабу. Они подымались  спешившись, хаг просто упрямо предпочитал всем средствам передвижения надежность своих ног, а вуг не использовал свои способности и верховых, просто шел рядом из уважения к спутнику, которым успел проникнуться за несколько дней совместной работы.
Он Алност,  наблюдая и ожидая, задумался над неожиданными перипетиями судеб и времени. Вот идут представители двух народов некогда разделенные тысячелетиями мучений, ненависти, зависти и порабощения. Всего несколько дней и они стали соратниками, а их вожди, крепко сдружившись, строят планы на будущее, пытаясь заглянуть через месяцы опасностей, войны и смерти.  Но самая большая неожиданность последнего времени - неординарный поступок посла. Скрытый практически от всех его смысл и мотивация, а также последующие за ним события, породили множество мелких ситуаций, не предусмотренных стратегическим планом. Эти предполагаемые результаты в некоторой части были спорными, но, в основном, шли на пользу осаждающим. В первый же день возникло множество слухов и кривотолков, которые сливаясь и объединяясь, обрастая фантастическими подробностями,  выросли в три легенды.
Первая ходила среди простых воинов, была жестоко незамысловатая  и предсказуема изначально.  У костров говорили, что посол разгневал их бога, и он ожесточившись наслал на все посольство безумие. В результате чего, посол в припадке, как затравленный зверь, унесся на восток в пустошь, где и сгинет мучительной смертью, а его сопровождающие, обезумев до крайности, покончили жизнь самоубийством, сгорев в колдовском пламени.  Войны почему-то не сомневались, что горожане обязательно пришлют в посольстве чародеев. 
Среди военачальников, офицеров и магов был популярен другой вариант. В шатрах в полголоса повествовали, что небеса решили в последний раз испытать их предводителя, прислав равного ему по силе и роду вождя. Считалось, что все титанические битвы могут происходить только на небесах, и противники, вознесшись на небо, отрешившись от мира и времени начали бесконечную битву духа. На стороне посла было огромное преимущество, он был когда-то учителем и наставником их предводителя, но сделав ставку только на это преимущество, он проиграл. Их вождь, неся в себе веру и надежду своего войска и черпая из неё силу духа, превозмог своего более опытного учителя, а в почитание прежних заслуг, не стал его уничтожать. Посрамленный и пристыженный посол сам,  добровольно, выбрал для себя наказание и отправился в изгнание на верную гибель, а верные его спутники последовали за ним.
Третья легенда родилась в городе, агенты и шпионы четко доносили о всеобщих опасениях и неуверенности породившей её. За крепостными стенами на разные лады и с разными подробностями, в зависимости образования и статуса, рассказчики повествовали о пришествии монстра. Рассказывали о переродившемся великом северном вожде, который ступив на путь зла, дважды был изгнан. Сначала из родных мест за поступок порочащий честь. Потом из города, который пригрел его и возвеличил, а он отплатил ему черной неблагодарностью, еще в старые времена, пытаясь разрушить традиционные устои. Со временем некогда великий вождь, источив себя злобой и жаждой мести, превратился в злобного монстра. Многие годы он обманом, страхом, подкупом заманивал неграмотные, недоразвитые народы в сети зла и ненависти, играя на их животных интересах. А достигнув желаемого, в неутолимой жажде крови, привел их на бойню. Посол города, узнав его, не убоялся напрямую выразить пренебрежение и ненависть к этому злобному монстру, за что и поплатился жизнью, приняв вместе со своими спутниками мученическую смерть в синем колдовском пламени, пожирающем в страшных мучениях не столько тело, сколько душу.
Эти легенды, перевирая события невероятным образом, все же отражали многое из происшедшего. Искажая и подстраивая суть под степень понимания того или иного общества,  каждая из них несла свою правду, особенно в последней части. Дело в том, что, после ухода посла и оцепенения, его спутники, перестав страшиться расправы на месте, убоялись недоверия и расправы по возвращению в город. Они умоляли или пленить их, или отпустить за пределы города. Совет решил внять их мольбам и поручил крылатым магам перенести их подальше на запад. Маги, проявляя недовольство таким ездовым использованием, на взлете, в знак протеста, побаловались немного огнем.  Это были не приносящие вреда сполохи холодного синего пламени, именно его в вечернем сумраке, отчетливо видели многие.
Отложив на потом дальнейшие размышления над неожиданными перипетиями судеб и времени, вуг направился к шатру,  дружеским приветствием приглашая к столу уже поднявшихся военачальников. 
Фактически, обсуждать было нечего, Он ежедневно присутствовал в войсках на северных рубежах  и не хуже их знал ситуацию. Кратко доложив обстановку и немного помолчав, друзья продолжили разговор о планах на послевоенное будущее, начатый по пути на гору, вовлекая в него и Алноста.
Войска северных рубежей состояли в основном из хагов, суровых и молчаливых охотников, с мгновенной реакцией и непревзойденной  меткостью. Маленькие и юркие хаги ловко владели небольшими лодками и веревками, с детства умели плавать и глубоко нырять, карабкаться по скалам  и бесшумно красться. Единственный их недостаток в слабой защите тел и  малой пробивной массе был компенсирован небольшой дружиной крылатых магов.  Огромные, тяжело бронированные воины, умели летать и метать огонь, при этом были практически неуязвимы на дальних и средних дистанциях для обычного оружия.
Когда на холм поднялись следующие два вождя, Гар Абанат и Муг  Алабр с достоинством раскланялись и, приняв сосредоточенный задумчивый вид, явно не соответствующий беседе, начали спуск. Вместе с ними поднялся и Он Алност, он также с серьезным видом поклонился хагу и вугу и приветственным жестом пригласил к столу двух ханикийцев - предводителей войск западного и южного приступов.
Белтан Волоп, предводитель самого многочисленного отряда западных племен хаников, командовал наступлением через перешеек. Его войска были хорошо вооружены, обучены, имели множество осадных машин и большой отряд кавалерии.  Войны уже не раз участвовали в битвах с городом, чаще проигрывали и ни разу не сражались на территории империи, именно поэтому неудержимо рвались в бой. Переполненные местью за годы унижения и жаждой возврата своего, саму осаду огромного города,  они уже считали большой победой. Запдные ханики вполне справедливо утверждали, что большинство богатств города принадлежит им, так как веками их народы подвергались разорению, рабству и грабежу более мощных отрядов города и наемников.
Второй ханикиец Бура Куяба  возглавлял небольшой отряд быстроходных кораблей, это были остатки некогда могучей торговой флотилии юга. Пятнадцать лет назад борясь за торговые пути, город хитростью заманил их флот в западню и с помощью наемников магов сжег все корабли, немногим удалось спастись. Этот южный народ всегда жил мореходством и торговлей, все от мала до велика изучали и совершенствовали морские навыки, большинство семей просто жило на кораблях, потеря флота и торговли означала для них или рабство, или смерть. Десять лет уцелевшим пришлось, чтобы выжить, заниматься ненавистным им пиратством.  А услышав призыв к походу, Куяба в короткое время удвоил численность своих кораблей, увеличив экипаж за счет подростков и молодых женщин. Но даже в удвоенном количестве они не были опасной для города силой. Призыв в поход бы воспринят ими с большим энтузиазмом, для них он был пока единственной возможностью реванша.
Южные подступы к городу представляли собой обширную местность изрезанную глубокими озерами и протоками. Вырываясь из теснины, слившиеся на севере реки, разливались тут на две трети горизонта.  И только текущий с востока Сейд, собирая все протоки и рукава вместе, в одно мощное русло, совместно с ними устремлялся на юг.  Именно из-за этой географической особенности практически невозможно было перекрыть снабжение города через южный порт. Поэтому Бура Куяба опять взялся за пиратство, но теперь он делал это с удовольствием  и очень эффективно. За пять дней слухи поползли по торговым  портам и площадям, мало кто из независимых торговцев уже решался рисковать жизнью и имуществом. Как следствие, поток снабжения города резко сократился.
Разговор был не долгим, накануне пребывший на перешеек главнокомандующий уже решил все вопросы, дал указания и приказы. Вожди прибыли скорее из вежливости чем по необходимости, они желали лично доложить обстановку и засвидетельствовать почтение. Алност с благодарностью оценил их стремление и, выразив удовлетворение ходом дел, не стал далее задерживать.
До прибытия посольства было еще достаточно времени, хотя  оставался еще один визит, при этом он мог стать самым напряженным. Он Алност встал и, прохаживаясь по пологой вершине горы, ожидал предводителя аников Скилу Чи Таниса. Загадочным, очень древним и чудным народом были аники. Добрые и наивные, они тысячелетиями жили и развивались в естественной природной изоляции. Алност был ярым противником участия этого народа в походе, на это  было три причины:
Во первых, их мораль, традиции и принципы ни как не вязались с планами компании, не место высокому духу на войне изобилующей насилием, на войне, победы в которой можно добиться только подлостью, жестокостью, ненавистью и обманом.
Во вторых, их могучий созидательный арсенал средств, возможностей и способностей был практически бесполезен на войне. Это было не предположение, а проверенный в древности факт. В свое время, только передача некоторых знаний и способностей другому народу, извратившего их в лютой ненависти, злобе и алчности и применивших против общего противника, позволили аникам сохранить свою страну.
В третьих, Алност искренне полюбил их совершенно чистый дух и непонятный мир, он боялся, что последствия этой войны могут довершить то, что не удалось предыдущей, семь тысяч лет назад.
Но Скил Чи Танис был очень настойчив. Хоть мотивы такого настойчивого желания войны так и остались непонятными, ему удалось привести веские аргументы, и  дружины аников-добровольцев примкнули к армии «Пяти народов». По плану  аники заняли восточный рубеж осады - один из самых сложных участков приступа. Никто кроме магов и аников не мог противостоять стремнине сливающихся рек, и предпринимать при этом какие либо действия. 
Жили аники на небе
На летающих утесах.
Дни в раздумьях проводили, ночи в бесконечных грезах.
Обладали все талантом
Из раздумий созидания,-
Лишь по этому, возможно было их существование.
Кто о чем сумел подумать,
То сейчас же возникало,-
И не разу это скверным и противным не бывало.

На цветы одни похожи,
А другие словно птицы.
Перламутровою кожей аников светились лица.
Тел создания не скрывали.
Те, что сравнимы с цветами
Были с талией осиной и длиннющими ногами.
С лепестков златые кудри
Водопадом ниспадали
И чувствительные губы лишь блаженство предвещали.

Тех, что с птицами сравнимы
Стать и резвость отличала.
Их цветное оперенье грудь с плечами обрамляло.
Луноликие жар-птицы
С серебристыми глазами
Хоботком своим гордились.
И короткими ночами
С длинноногими резвились.
Возле них, кружась, летали.
Но не вздумайте подумать,
Что они  в любовных ласках плоть свою грехом морали.
Все намного безобидней:
С хоботков пыльца слетала
И чувствительные губы нежным блеском опыляла.
С лепестков роса катилась,
Капли в чаши собирались,
И в положенные сроки с чаш младенцы вылуплялись
Всем на радость и на славу.
Разливалось звонко эхо,
Извещая, что родился,
Новый аник появился:
Луноликое созданье серебристым опереньем
Иль с златыми волосами сна изящное творенье.

Окруженные заботой,
Ни нужды, ни бед не знали,
Как положено природой си созданья вырастали.
Воссоздав себе подобных,
Растворялись, как в тумане
Их тела. А дух свободный и доныне между нами
Развевает ветер добрый.
В чистом мире из иллюзий
Жизнь лилась рекою сладкой,
И ни зависти, ни грусти
Не случалось среди равных.

Вспомнились вугу слова древней песни, и как будто в ответ на этот мысленный призыв, на вершину спустился аник Скил Чи Танис. Крылатое существо, было самим олицетворением гармонии и пропорциональности, не принадлежа ни одной из стихий, оно в равной степени было приспособлено к любой из них. Пропорции тела были совершенны и практически всегда вызывали восхищение, а порой и восторженный трепет.  Многие народы только по виду принимали их за богов.  Белая кожа по желанию могла принимать практически зеркальные свойства, а в минуту опасности или в походе покрывалась эластичными наростами. Эти наросты многие считали плотно подогнанными чешуйчатыми доспехами, восхищаясь искусством мастеров, гибкостью и прочностью серебристой стали.  Войны аникии носили мало одежды, считая ее помехой в достижении гармонии движения, исключения были походные плащи и украшения. Светло серые плащи позволяли меньше привлекать к себе внимания, а украшения и некоторые элементы одевались в основном из уважения к традициям тех народов, с которыми сталкивались в тот или иной момент.
Алност много времени провел в Аникии и не переставал восхищаться этими удивительными существами. В спокойном состоянии совершенно белокожие, аники иногда казались прозрачными, при лунном свете их часто принимали за приведения. Тела аникийцев состояли из плоти и крови, только цвет крови был несколько иной, чем обычно бывает у существ. Они умели выражать своё настроение не только мимикой лица, а и цветом плоти. Довольный аникиец был голубым, как небо, а восторженный отливал золотистым перламутром, когда они грустили, кожа принимала синий оттенок, а самый воинственный цвет получался серебряным или стальным. Красного цвета не было. Возможно, вовсе не потому, что плоть не могла принять такого оттенка, просто не было у аников соответствующих этому цвету эмоций. Но, как и многие народы, они с легкостью могли скрывать свое настроение, оставаясь белокожими или серебряными.
Их внутренний мир был совершенен, они не перевозбуждались, не переутомлялись и не приходили в бешенство. Они умели принимать события и жизнь таковыми, какие они есть и не сомневаться, что именно так и должно было случиться именно теперь и сейчас и именно для того, чтобы их уникальные способности могли находить себе применение. Они его находили постоянно, и многое они могли, несмотря на видимую слабость.
Их руки и ноги были изящны. Трудно было себе представить, чтобы с такими конечностями аник мог делать тяжелую физическую работу или хотя бы принести воды. А принести воды аникиец мог много, даже очень много, и не принести, а обрушить неизвестно откуда в огромном количестве, и без помощи рук и ног, одним только усилием мысли. А руками при этом он мог держать плод, или кого-нибудь. Внешне они выглядели совсем не приспособленными к делам, да и к самой жизни. Они были тонкие и упругие. Тело этих существ обладало особой гибкостью.  Как стебель степного ковыля, оно могло быть послушно ветру, неизменно возвращаясь в свое исходное положение.
Аникийки несколько отличались от мужей. Еще более утонченные и хрупкие, украшенные огромными копнами волос, большими, всегда удивленно смотрящими на мир глазами, яркими манящими губами, они более походили на цветы. У аникиек был тонкий вкус и пристрастие к одежде, но одежда всегда была воздушной, невесомой, никогда не скрывала красоты их тела, а наоборот подчеркивала ее. У них не было крыльев, они им просто не были нужны, их носили на руках, ими восхищались, их боготворили. Аникийки могли свободно парить в воздухе, из-за одежд, цвета кожи и утонченности, в такие моменты казалось что они и сотворены из него. Изящное движение руки, и очаровательное создание, как будто оттолкнувшись от невидимой опоры, уже  медленно парит, подхваченное восходящими потоками воздуха.
И, наверное, аникийки могли бы держать в этих руках гребни и причесывать волосы, если бы их волосы когда-нибудь могли запутаться. Танцы аникиек были немыслимо великолепны. Парящие композиции, завораживающие движения рук и ног  делали их  волшебными. Движения их были изящны и необычны, сплетаясь в танце, они буквально создавали прекрасные букеты, от которых не возможно было оторвать глаз.
Алност не покинул бы Аникию никогда, но слишком он сильно выделялся в этом чудном обществе. Выделялся не столько физически, сколько морально, его преобразования, его мысли и стремления противоречили самому духу Аникии.
- Приветствую тебя великий вождь, – делая первые шаги по земле, произнес Скил.
- И тебе доброго здравия, хотя еще раз повторюсь, я с большей радостью лицезрел бы тебя и слушал твои мудрые речи в другом месте, –  Аник притворно нахмурился, а вуг продолжил, жестом приглашая гостя к столу. – Я не отойду от своего мнения и не устану повторять, не место светлым существам на смрадном поле войны.
- Я вижу тебя  продолжают терзать сомнения и непонимание, ты считаешь нас...., – аник прервался ненадолго задумался и уже совершенно другим голосом продолжил. – Я попытаюсь тебе все объяснить, а ты должен поклясться, что независимо от результатов, примешь и поймешь ты это объяснение, или отвергнешь, оно не будет распространяться далее.
- Хорошо, я клянусь, что знания принесенные тобой останутся только во мне и не одна живая душа без твоего позволения не узнает того что будет сказано здесь, теперь я внимательно слушаю.
Чи Танис надолго задумался, как бы подбирая слова для лучшего и понятного объяснения.  Светило входило в зенит, убивая последние тени, и отражаясь от серебра естественных одеяний аника, создавая вокруг него ореол яркого света. Со стороны казалось, что аники сами буквально излучают свет, пытаясь спорить с самим светилом за право сильнейшего источника. А если аник в этот момент еще и расправлял крылья, на него становилось просто невозможно смотреть, миллиарды бликов разрезали все окружающее, расширяя ореол свечения на невообразимое пространство. Мало у кого хватало сил, терпения и мужества наблюдать это зрелище, не отвернув или не закрыв глаза.
- Более сорока тысяч лет назад мир был другим, фактически его заселял один немногочисленный народ Агии, обитал он в этих местах, творил, созидал, искал знания и пути. Народ рос и в своем росте осваивал новые земли, получал знания и приобретал навыки. Никто не помнит когда и как произошло разделение, сначала оно было только в умах, потом заползло и в души, начав влиять на физическое состояние. Долго старейшины сдерживали нарастающие разногласия, а когда они достигли предела, за которым могло возникнуть только насилие, начались исходы.
Скил немного помолчал, внимательно наблюдая за эмоциями Алноста, и продолжил:
- Первый исход был самым большим, сторонники гармонии и самодостаточности покинули твердыню.  Они отправились на восток за горы, которые сейчас называют «Лестницей в небо». Второй исход был на север, небольшую группу сторонников экспансии буквально изгнали, посчитав их воззрения слишком опасными. Оставшиеся, как им казалось, нашли способ прекратить раздоры и расслоение, были введены незыблемые законы, усиленные непререкаемыми традициями и  жесткими табу. Начался трех вековой застой, в котором не только не было развития, но и старые знания запрещались и засекречивались при малейшей попытке их нетрадиционного использования, что привело к третьему исходу на запад. Несогласные  тайно покидали твердыни на протяжении довольно долгого времени. Этот исход еще больше усилил запреты и жесткость законов, именно он породил разделение на кланы и сословия. Все это закончилось через полторы тысячи лет, когда племена второго северного исхода вернулись.
Возведя экспансию до превосходных степеней, ожесточившись и преобразовавшись в жестокой, опасной и неудачной попытке освоения великого леса Тайни, они с легкостью захватили твердыню. Этому племени пришелся по душе существующий уклад, возведя над ним надстройку класса вседозволенности и божественности, они продолжили захваты и грабежи, распространяясь все далее по миру. Так все и шло несколько десятков тысячелетий до великой войны народов. Ваша песнь повествует примерно о тех временах и событиях. Но ваша книга больше о судьбах нескольких взаимосвязанных личностей, она однобока и направлена на их обожествление. Многое в ней упущено, искажено, а порой выдумано и переврано. На самом деле, была настоящая война, и нам ничего не оставалось, как передать некоторые знания и способности угнетенным и озлобленным. Именно они, преобразовав их в неописуемой ненависти и злобе, отвели войну от наших рубежей, превратив во внутреннюю междоусобицу.
Мы не могли предполагать, во что перерастут и как модифицируются наши дары за тысячелетия. Уже давно было принято решение изыскать способ для нейтрализации переданного когда-то знания. Задача осложнялась тем, что нельзя было допустить разрушительного влияния этих преобразований на наш народ. Любая сильная военная экспедиция сама по себе несла изменения, так как противоречила самой сути Аникии.  Но еще опаснее представлялось возвращение тысяч ветеранов с поломанными душами. Вот как раз в этих своих аргументах ты абсолютно прав.
Аникин замолкнув, испытующе смотрел на вуга, он ждал от него реакции. Алност был спокоен, он уже и раньше догадывался о многом, многое понял из обрывочных сведений в легендах и манускриптах разных народов. Но вот такое полное, хоть и короткое, подтверждение из источника, заслуживающего абсолютное доверие, ставило все его обрывочные догадки по местам. Многое становилось более ясным и понятным, исключало сомнения, преследовавшие его в последнее время. Теперь все эти мысли о перипетии судеб и времени, отложенные ранее, стоило объединить, как следует проанализировать и обдумать уже в новом свете.
- Пять лет назад, старейшины, – продолжал Скил. - Узнав о твоих сборах и посовещавшись с Кремеком, решили собирать добровольцев. Цель нашего отряда ты понял, да и о его дальнейшей судьбе должен уже догадаться.  Пойми, в отряде только добровольцы, ясно осознающие, что возвращения не будет. Старейшины ясно и точно каждому вызвавшемуся лично пояснили все «перспективы» данного предприятия.  Каждый воин, пришедший  в отряд, осознает, что идет на смерть, если не физическую то духовную. Хотя мы и лелеем надежду, что оставшихся в живых ты не бросишь.  Этот мир нам не знаком, а устои чужды,  мы надеемся, что ты  далее поведешь нас за собой как вождь и правитель.
Последние слова внесли полную ясность, при этом сильно озадачили вуга. Он не планировал, что будет делать после достижения цели, слишком тяжел путь и мало шансов пройти его до конца. Но теперь выходило так, что другие все спланировали за него, и это с одной стороны заставляло погрузиться в тягостные думы, с другой стороны радовало. Алност искренне любил этот, совершенно отличный от него, народ, в душе он радовался такому доверию и перспективе, хотя с грустью понимал, что и ему путь в счастливую страну, скорее всего, навсегда закрыт.
Чи Танис  смотрел на вуга с сочувствием и пониманием, он радовался увиденным реакциям и ему уже не нужны были другие ответы. Аник бесшумно встал, также бесшумно расправил крылья, он не желал прерывать ход мыслей вождя, он знал, что все уже решилось, и был доволен этим решением. Но покинуть вершину ему не удалось, явился начальник охраны с сообщением о прибытии посольства.
- Скил я хочу попросить тебя остаться, – очнулся Алност. – Им будет полезно увидеть, что-то новенькое.
- Хочешь устроить продолжение представления, – улыбнулся аник, слегка развернувшись под солнце, расправил крылья, засиявшие нестерпимым светом.
С пристани на гору вела крутая тропа вьющаяся серпантином между огромных валунов. Уже достигая вершины она, в последний раз огибая огромный камень, больше похожий на скалу, буквально выскакивала на гладкую поверхность смотровой площадки.  Вот и сейчас первая группа посольства, стражники церемониального караула, вынырнув из-за камня, остолбенели в нерешительности. Ослепленные и не совсем понимающие происходящего, они перекрыли проход, не зная, что предпринять и как реагировать на загадочную, слепящую неизвестность. Сзади подгоняемые послом напирали носильщики. Под этим напором строй упирающихся гвардейцев, явно не желающих приближаться к загадочному свету, памятуя о сложившихся в городе легендах, сломался и рассыпался. На пяточке около валуна началась сумятица и перебранка, потихоньку превращаясь в полный хаос. Все действие сопровождалось злобными криками нового посла, который в этой сумятице пытался протиснуться вперед и сам во всем разобраться.
Наконец, он пробился в первые ряды и, ослепленный буквально окаменел.  Казалось, на полуслове отяжелели даже смрадные его  ругательства и застряв в горле, перекрыли дыхательные пути. Посол стоял в неподвижной позе, только глаза его, видно от нехватки воздуха, вылезали из орбит, наливаясь кровью. Возможно, на том и закончилась бы «славная жизнь» посла да и всего посольства, в очередной раз породив устрашающие легенды, если бы аник не свернул крылья и не запахнул броню лежавшим на стуле плащом.
- Я вижу, ты его узнал, тут ведь дело не в моем ослепительном сиянии, тут явно присутствует иная сила, я ее чувствую, -  в полголоса сказал Скил, обращаясь к вугу.
- Я знаю тебя Халу Шомр, – вместо ответа анику, Алност обратился к послу, пытавшемуся отдышаться и откашляться.
Посол еще не до конца пришел в себя,  стоя на четвереньках, перед кое-как восстановившими строй гвардейцами, бешено крутил головой, судорожно хватая широко раскрытым ртом воздух. 
- Город очень глупо поступил присылая чародея на переговоры с богом, – продолжал Он. – Еще большая глупость присылать закостеневшего, потерявшего еще лет тридцать назад здравый рассудок чародея из клана палачей, называющих себя «Хранителями традиций». Поэтому, попробуй больше не искушать меня своими глупыми ужимками, кратко излагай, с чем тебя прислали, возможно, тогда твое посольство закончится без жертв.
Недоумение и конфуз на лице посла мгновенно сменился животным страхом. Строй гвардейцев попятился, уплотняя ряды, разворачиваясь так, чтобы прикрыть тыл огромным камнем. Носильщики, побросав поклажу, в панике завывая и причитая, бросились к стоявшим внизу кораблям.
- Город предлагает тебе, – начал неуверенно Шомр. – Величайшему  вождю многих народов, огромную дань. Мы без условий преподносим тебе  десять сундуков золота и двадцать крупных алмазов. Город хочет выяснить причины вашего гнева и готов увеличить компенсацию в двадцать раз после получения гарантий.
- Щедро, нечего сказать, – смеясь, отвечал вуг. – Я предлагаю городу тысячу сундуков золота и алмазов, сколько сможет увезти ваш самый большой корабль, предлагаю практически бескорыстно в обмен на пустячок: Все желающие грузятся на корабли и лодки, берут любую поклажу, какую только смогут, и плывут на юг по течению Итима. Будет открыт только водный путь и только на юг. Я гарантирую безопасность этого предприятия, а также десятилетнюю охрану рубежей вашего нового города от любых посягательств. На этом разговор считаю оконченным. Заявляю, что только условия и гарантии моего предложения стоит обсуждать впоследствии. Стража проводит вас с подобающими почестями на корабли.
Он повернулся к посольству спиной и жестом пригласил аника к продолжению якобы прерванного посольством разговора.
- Задали мы им загадок, – продолжая смеяться обратился к нему Алност. - Они теперь всю ответственность переложат на тебя. Будут, как всегда, шаблонно утверждать, что наглость зарвавшегося вождя имеет происхождение от необычайных сил и способностей неизвестного им ослепительного существа.
- У меня есть к тебе просьба, – серьезно сказал Скил.
Аник внимательно смотрел на вуга, а получив утвердительный кивок вместо ответа, продолжил.
- Я бы хотел услышать и понять во всех подробностях историю ваших взаимоотношений с этим Халу Шомром. Поверь, для меня это очень важно, мне пора начинать осознавать этот мир.
- Это очень невеселая и дурно пахнущая история, – предупредил Он. – Не думаю, что она будет тебе полезна.
Они долго стояли испытующе смотря друг на друга и, наконец, вуг сдался.
- Устраивайся поудобнее, история будет длинной, договоримся не перебивать, не очень легко будет вспомнить все это. Особенно, если хочешь услышать более-менее правдивый и беспристрастный рассказ. 
Они уселись за стол, вуг  долго молчал, он копался в памяти стараясь отсечь эмоции предшествующей встречи от фактов и реальных событий тех лет.
- Итак Халу Шомр, первая наша встреча состоялась в нижних казематах правительственного дворца города. Я туда попал …, мне трудно достаточно ясно оценить причину, за недостаточное почитание и страх перед изуверскими фантазиями высших сановников клана «Хранителей традиций». Думаю, нужно пояснить, что же это такое «недостаточное почитание».
Прибыл я в город примерно через год после изгнания из родных мест, я уже рассказывал тебе эту историю. Шел к нему я можно сказать не торопясь, мир за границами родного племени оказался таким разнообразным и насыщенным, тогда он просто очаровал меня. По пути я зарабатывал себе на пропитания изгоняя нечисть с полей, лесов и домов.   Большей частью это были неразумные существа порожденные, неумелыми, а зачастую нездоровыми фантазиями и страхами. Пригодились первоначальные навыки, полученные на родине, ты, наверное, уже слышал о нашем с магами периодическом «балагане».  Прибыв в город, я буквально в него влюбился с первого взгляда. Он поразил меня великолепием, организованностью и насыщенностью жизни, эмоции, нахлынувшие на меня, не шли даже в приблизительное сравнение с пройденным путем. На каждом шагу в городе проявлялись результаты неограниченной ни чем фантазии и воображения, многие из них были даже древнее самой книги. Да и нечисть тут была совсем иная, в основном, разумные существа, преобразованные и исковерканные неуемными желаниями и дурными больными фантазиями. Я сразу почувствовал, что многие из них несут на себе влияние чужого умысла, но я принял это как результаты неудавшихся экспериментов, провалов непонятных мне замыслов. А так как в городе все оценивалось на вес золота и драгоценностей, то во мне разгорелось желание разбогатеть и добиться внимания и почитания.
Уже через полгода я был известной личностью в первом ярусе и получал частые приглашения во второй, за главные ворота. Я радовался своей эффективности и способностям. Заработав приличную сумму, я и не предполагал, что перешел  дорогу клану «Высшей защиты». Видишь ли, большинство из уничтожаемых мной существ были, так или иначе, подконтрольны этому клану. Мелкие шарлатаны и бездарные чародей этого клана, выдвинутые на должности по знакомству или родственным связям, использовали злобных тварей и нечисть, а нередко создавали их специально для обогащения. Придет такой вот чародей, создаст простенькую иллюзию уничтожения, а потом перевезет онемевшее существо в другой район и выпустит. У них даже существует черный рынок, где продаются излишки таких вот монстров средней и малой опасности. Они сначала попытались сами со мной разделаться при помощи своего «товара», но быстро отказались от этого, терпя значительные убытки.
Именно тогда они подали неофициальную жалобу «Хранителям традиций» и разобраться со мной был назначен чиновник второй ступени Халу Шомр. Он не мог со мной разделаться открыто, но я, фактически, помог ему сам. Лелея свои амбиции и чрезмерные мечты о величии, я в непомерной гордыне «не оказал должного уважения к власти и традициям, являя собой крайне опасный прецедент, а имея неординарные способности и знания, являю особую опасность устоям и законам». Тогда я не понимал, насколько оскорбительным является для чиновника неуважение к его статусу. А Шомр был отъявленным карьеристом, притом со значительными перспективами. Именно так, через незначительное время, я попал в нижние казематы дворца и был объявлен «Врагом города».
Тут я хочу немного отвлечься и пояснить, что же представляют собой эти казематы, они ярчайшее проявление самой сути города. Город в своей сущности сам является монстром, облаченным в сверкающие прекрасные одежды.
Когда-то в древности, добывая  базальт для стен и оснований дворцов, существа вгрызались в монолит черного камня. Так образовался огромный глубокий карьер, ощетинившийся многими этажами галерей и штолен, в нем и были устроены ярусы казематов характеризующих их создателей. Чем глубже и ниже, тем страшнее и явнее проявление сокровенных желаний общей массы городских жителей. Как тяжелый смрадный газ эти фантазии стелятся по низинам, заполняя впадины и глубокие ямы, накапливаясь веками в этих местах, они все чаще выплескиваются на поверхность. Пять ярусов казематов просто переполнены самыми тяжелыми и ядовитыми из них, чем глубже, тем насыщенней смрад. На верхнем ярусе находятся канцелярии и штабы кланов.  На втором казармы  элитных частей, стражников «Хранителей традиций» и тюремщиков. Эти два яруса не так подвержены влиянию накопившегося смрада, но его достаточно, чтобы держать прислужников в ожесточении, ненависти, страхах, побуждать кошмары и подозрительность, которые постепенно становятся образом их жизни.  На третьем ярусе тюрьма, где содержаться заключенные за не очень значительные провинности. В городе разбой и убийство - преступление всего лишь третьей степени, меня приговорили за преступление последней пятой степени.  Заключенным этого третьего яруса  не суждено никогда вернуться к «нормальной», привычной для них жизни, у них только два выхода стать одним из прислужников или попасть на нижние ярусы. На четвертом ярусе расположился хаос, туда ни кто не решается спускаться в одиночку, там бродят толпы монстров и нечестии, впитывая в себя яд. Их иногда вылавливают, квалифицируют, потом или уничтожают или продают другим кланам для использования в городе или войнах. Там обустроены несколько сильно охраняемых зон, в которых находятся лаборатории и ведутся страшные изыскания и эксперименты.
Кстати в одной из таких лабораторий и возвысился Халу Шомр, он создал монстров способных, как маги метать пламя. Ему только не удалось заставить их летать.  Он неоднократно выкрадывал для своих экспериментов из госпиталей раненых наемников магов, но преуспел лишь в одном, маги теперь добровольцами в нашем войске и люто ненавидят город. Впрочем, с его чадами нам еще предстоит столкнуться. 
На пятом ярусе находиться тюрьма смертников, город не удосуживается нести лишние затраты на пафосные церемонии казней. Считается что достаточно страшных слухов о подземных монстрах вытягивающих души еще живых существ и пожирающих тело на десерт. Вот, в эту рукотворную преисподнюю я и попал.  
Хочу признать, что обустройство этого яруса граничит с гениальностью, там все направленно и рассчитано для скорейшего и эффективнейшего достижения целей, целей ужасных, предельно жестоких и смертельных.
Камеры смертников были устроены в боковых штольнях, потолок и стены выдолблены в базальте, задней стены просто нет, вместо нее в темноту и вниз уходит выработка. Я пробовал ее исследовать, но несколько часов пути принесли только головокружение от нехватки воздуха и концентрации смрада. Вход в штольню был обычно загроможден огромным валуном, в котором прорублен узкий лаз на уровне пояса, перекрываемый решеткой.  Даже самому маленькому пленнику приходилось в него протискиваться, при этом стражники иногда забавлялись тем, что отрубали конечности, первыми появившиеся из лаза. Но самая страшная пытка это коридор.  Устроенный по принципу  огромного рупора, он в основании своем имел площадку для пыток. Палачи и следователь обычно находились в неглубокой нише, которая подавляла звуки, делая их неразборчивыми и скрипучими. А вот жертву приковывали на помост. Его страдания, вопли, смертные муки и ужас,  многократно усиленный коридором рупором, проникали нестерпимыми звуками в камеры, множась в штольнях эхом. Обычно, мало кто выдерживал более недели, разумные существа или теряли рассудок и их выкидывали на четвертый ярус, или решались на самоубийство, уходили в штольни, разбивали головы о торчащие острыми гранями неровности выработок. С особо выносливыми сидельцами обычно шутили стражники.  
Меня не пытали, да и допросы были формальными, Халу Шомр каждый раз просто осведомлялся, не хочу ли я сообщить ему новые сведения, тем самым облегчить душу и загладить вину. Правда, иногда он задавал вопросы о клиентах и самой моей деятельности, но ответы его не интересовали, поэтому я перестал вообще отвечать. Позднее я понял, что он опасался меня, и просто терпеливо ждал, когда я потеряю рассудок или со мной разделаются стражники. Стражники хоть и были последними отбросами, садистами и монстрами, но и до них дошли слухи о моих занятиях и они тоже предпочитали ждать моего сумасшествия.
Мало того, где-то на третий день к лазу в мою камеру подсел смотритель яруса и завел беседу, впоследствии эти беседы стали традиционными. Каждый день он перед вечерним развлечением подсаживался к лазу в мою камеру и заводил монолог, я редко отвечал ему, хотя иногда задавал вопросы. Он рассказал, что когда-то был чародеем высокого ранга, у него была своя лаборатория, и он занимался созданием идеальной рабыни. Высшим сановникам очень хотелось получить совершенно покорную идеальную женщину, готовую к  истязанию и насилию и получающую от этого наслаждение. Они хотели, чтобы эта женщина обладала огромной извращенной фантазией и сама постоянно создавала все новые и новые забавы изуверского характера. Ему не удалось создать такую женщину, зато он нашел способ ломать сознание и психику любой женщины, превращая ее в требуемый экземпляр.  Попал он на пятый ярус по нелепости, для последних тестов нужна была избалованная гордячка, привыкшая к поклонению и почитанию, осознающая вседозволенность и превосходство своих чар, такой экземпляр и был похищен из города его слугами. Но вот незадача им оказалась единственная дочь старейшины клана, слуг убили на месте, его после получения результатов эксперимента сослали на пятый ярус. Смотритель много рассказывал о пытках и жертвах, он был неплохим, но очень своеобразным рассказчиком. Единственным его недостатком былф чрезмерная любовь смаковать подробности, восхищаясь собственными извращениями.
Ты Скил хотел полного и подробного рассказа, чтобы понять суть, тогда тебе придется слушать, только боюсь после этого, ты многое переоценишь, меня в первую очередь.
Немного помолчав, вуг с явным усилием над собой, нехотя продолжил:
- Особенно смотритель любил очень красочно описывать вечерние развлечения, он, скорее всего, рассчитывал, что эти вечерние монологи и последующие после них изуверские действия ускорят процесс моего сумасшествия. Повторять их даже для меня будет через чур, так что только суть. Каждый вечер на пятый ярус спускали женщину или девушку, чаще это были надоевшие любовницы или рабыни, нередко преступницы, иногда похищенные из города девочки подростки, которыми знать вдоволь натешилась и желала избавиться от свидетельств.
Смотритель даже вел статистику, исследуя кто сколько выдерживал, ему была любопытна зависимость стойкости к насилию от происхождения, образования, навыков, опыта, степени осознания своей участи. Он ежедневно пересказывал мне беседы с присланными жертвами, он тратил на это более часа, расспрашивая их обо всем.  Закончив пересказывать мне информацию, полученную из бесед, смачно пересказывал сам процесс истязаний и надругательств. По его словам, обычно начинал он, потом поочередно по рангам шли все тридцать два его подручных, при этом он установил  строгий  шаблон и последовательность зверств и способов, а подручным позволял просто меняться очередью, для разнообразия. Он даже пытался жаловаться мне, что материал для исследований пошел не тот, большинство лишаются чувств, даже не дойдя до середины очереди, а некоторые имеют наглость умирать, что сводит на нет все его старания дня, а его бедным молодцам приходится торопиться пока тело не остыло. Постепенно я стал безразлично относиться к его рассказам, хотя и поинтересовался, что происходит после с жертвами, впрочем, потом очень жалел об этом. В добавление ко всему я получил еще и ночные монологи, описывающие в очень ярких подробностях и эти события. Жертв в любом состоянии приковывали к решетке перехода между ярусами и наблюдали за боями ужасных его обитателей.  Он красочно описывал как монстры и нечисть увечат друг друга за право первоочередного обладания телом, как происходит сам процесс, даже по меркам это бывшего чародея являющегося зачастую полным извращением.
По его словам, наблюдения за этими схватками и процессом очень полезны для его работы, да и стражникам  нужно не только физическое, но и моральное удовлетворение. Иногда добавлял некоторые эпизоды рассказанные низшими чинами, сам он ни когда не оставался наблюдать после того как тело начинало коченеть. Рассказывал с чужих слов, изрядно смакуя,  как порой неожиданно вело себя разрываемое на части и поедаемое тело. Чаще такое происходило с телами инородцев и вейм. 
Извини Скил,  но я должен был, хоть так вот вскользь, затронуть весь тот смрад, который там твориться. Мне изо дня в день приходилось это все выслушивать, а потом слышать раскаты ужасных подтверждений его рассказов.  Именно эти события и рассказы явились одной из главных причин последующих событий. 
Более трех недель продолжалась эта пытка, постепенно палачи начали преуспевать в своей затее, мой ум повредился. Чувства  и эмоции притупились на столько, что я даже по этим  воплям боли и ужаса, пытался определить возраст и характер очередной жертвы, а на следующий день проверял свои версии по рассказам изверга.
Но видно от нетерпения они все-таки совершили ошибку, сумасшествие вугов, это тоже преобразование, неожиданное, непредсказуемое, неуправляемое.
Меня привели на очередной допрос, это была обычная очная ставка. Все было привычно, как не раз бывало, под запись кто-то  подтверждал мои «прегрешения» перед городом. На этот раз это была дочка моих хозяев, они долгое время сдавали мне комнату, а я вместо дополнительного вознаграждения за их доброту, поручал малолетней девочке простые курьерские дела и отдавал все, что родители отказывались принять, помимо оговоренной в самом начале платы. Мои притупленные чувства и уставший, ставший безразличным воспалившийся мозг не почувствовали ни какого подвоха. Даже когда смотритель вечером после вечернего рассказа заявил, что у них сегодня особая сладкая гостья, которую я знаю давно, а он сегодня мельком познакомился и собирается сильно углубить это знакомство, я остался равнодушным и даже не пытался вникнуть в его намеки.  Первые мысли появились, когда мимо камеры протащили плачущего, умоляющего не делать ей больно, ребенка.  Голос резанул слух и показался до боли знакомым.
Эти недоумки, сразу приковали ее к помосту и начали морально измываться, готовя к появлению «добренького дяденьки», так что мне было хорошо слышно все ее мольбы, вызванные стыдом и унижением, и ответы на расспросы.  Просыпалась и сдавливала грудь ненависть, мозг лихорадочно искал способы помочь девочке, от ненависти я практически перестал дышать, а голова готова была взорваться.  При первых криках ужаса, когда девочка не только поняла, но и увидела, что с ней сейчас будет, для меня, было все кончено, молодой вуг исчез, не перенеся стыда и беспомощности.
Очнулся я посреди пыточного зала, впрочем, это уже был  не я, вернее не тот, кого содержали в камере, но и еще не тот, кто сейчас тебе все это рассказывает. В общем, думаю, ты понял, о чем я. По полу  и стенам зала была буквально размазана непонятная красная слизь, издававшая  запах горелой плоти и свежей крови. Ничего не понимая, я в ужасе разглядывал то зал то свои руки, которые были, как будто закованы в гибкую непробиваемую темно багровую броню. Осознание, что это доспехи, что они несокрушимы и являются неотъемлемой частью меня самого, а масса вокруг это останки живых существ, пришло сразу.  Я лихорадочно начал искать девочку.  Нашел я ее за кучей гравия, бывшей некогда валуном закрывающим вход в камеру.  Она стояла неестественно неподвижно, вытянувшись в струнку, смотрела на меня бездонной пропастью черных глаз и была совершенно седа.
Прервав рассказ, Алност внимательно посмотрел на аника, тот сидел, задумчиво насупившись, готовый к любому продолжению рассказа. Вуг немного подумав, продолжил:
- Именно ее я привел к тебе, прося для нее или исцеления или облегчения.
- Я тебя успокою, мы исцелили ее, хочу даже добавить, один из моих правнуков и ее потомок тоже, к сожалению, ханикийцы  живут в три раза меньше чем аники.
- Я надеялся, что так и будет. Понимаешь, десять лет, путешествуя с ней, я пытался найти лекарство, она как будто застыла во времени, много лет я ходил по свету, все с той же немой девочкой, лишенной каких либо эмоций,  реакций и видимого развития. Но в первый же день в вашей стране, она заговорила. Заговорила не как разумное существо, в ее словах не было никаких эмоций и чувств, но только тогда я узнал, что произошло на пятом ярусе. 
По ее словам раздался взрыв, волна воздуха, вырвавшаяся из сужения коридора, размазала по стенке ближних палачей, разметав и повалив с ног  всех остальных. Ее цепи как будто растворились. В этом замешательстве, пока все вставали и очухивались, она забилась в нишу,  выдолбленную в скале и используемую для складирования инструмента.  Не успела она занять это убежище,  в зал ворвался огромный монстр, в светящейся броне из, как ей показалось, запекшийся крови.
Она рассказывала, что этот монстр бегло осматривал зал, реагируя на любое движение. Под его взглядом мясо на телах тюремщиков плавилось, а кости взрывались, мгновенно превращаясь в пар, раскидывая куски оплавленной массы во все стороны. Несколько раз взгляд пробегал и по девочке, она точно знала, что каждый раз он убивал ее, но убитая  этим взглядом, практически мгновенно приходила в себя целой и невредимой. В конце, покончив со всем живым в зале, монстр схватил за голову чуть живого от страха, но почему-то невредимого смотрителя. Подняв перед собой, очень медленно, начав с ног, стал рассматривать его. Тело смотрителя не плавилось как у других,  под взглядом монстра оно с шипением испарялось, при этом смотритель все это время оставался жив. От его неестественного истошного визга девочка потеряла связь с миром и больше ничего не помнила. 
Кстати, после того как обнаружил девочку, я разрушил все валуны, делавшие из штолен камеры, но никого в них не обнаружил. Возможно, некоторые из них были пусты и до этих событий, но остальных узников, скорее всего, волна страха погнала вглубь. Не знаю, многие ли выбрались обратно.  Только в одной камере я нашел древнего старика, он сидел совершенно спокойно и задал мне единственный вопрос: кто я, властелин тьмы или бог света.
- И что ты ему ответил? – спросил аник.
- Что я пока не решил, при этом я не слукавил, такой ответ был естественен для моего состояния того времени.  Девочка до последнего была уверена, что я властелин тьмы, правда при расставании, когда мы договорились с вашими старейшинами о попытке вернуть ей душу, добавила, что и они выходит, бывают к немногим добры.  А со стариком мне еще предстояла одна встреча, но это было позже через двадцать лет.
Вышли из города мы без проблем, только на втором ярусе я заметил ощетинившиеся копьями группы гвардейцев, но они, с полной решимостью, прикрывали только галереи, ведущие к жилым зонам яруса. Проход наверх был свободен, именно  поэтому я даже не взглянул на этих мужественных воинов. 
Они долго сидели молча. Скил Чи Танис сочувственно смотрел на Алноста, он явственно понимал, какое страшное преобразование пришлось пережить вугу и чем это могло закончиться. Он понимал, что всего лишь случайная, неуловимая, маленькая деталь, которую и тогда и сейчас невозможно не обнаружить, не просчитать привела к сегодняшнему результату.  В большинстве случаев такой характер и метод преобразований рождал, в лучшем случае, всемогущих монстров, в худшем грозил миру тотальным уничтожением. Вдруг, смутная мысль кольнула рассудок аника: а может ли он быть так уверен в благополучном  результате того преобразования?  Алност уловил эти перемены эмоций,  и постарался вернуть тему разговора на реалии сегодняшнего дня.
- Раз уж ты не успел уйти, хочу напомнить тебе о плане завтрашнего штурма. Все сказанное тобой сегодня, я приму к сведению и пересмотрю свое отношение. Но ближайшие цели и планы менять уже поздно. Твои дружины не вмешиваются в битву, ваша главная задача создать заслон, чтобы хаги с меньшими потерями высадились между северной цитаделью и прибрежным фортом. Единственное отступление от плана, которое я могу себе и вам позволить, это разрешить не покидать место сражения сразу после выполнения этой задачи. Вы прекрасные лекари, думаю, ваша помощь на поле боя спасет многие жизни. Только прошу, запрети своим войнам бездумно рисковать, у меня уже изменилось мнение насчет вас, твоя дружина еще очень пригодиться здесь в полном составе.
- Я рад это слышать, – улыбаясь, произнес Скил, смотря на вуга с явной хитрецой. – Мы не подведем тебя. Хоть дружинники и рвутся к активным действиям, думаю, твои слова, переданные мной, их еще более дисциплинируют и заставят четко выполнять нынешние и будущие задачи и приказы.
Но вуг уже практически не слышал его. Прекрасно понимая состояние друга, вызванное тяжелыми думами, аник, больше не говоря ни слова, поднялся и практически бесшумно взлетел. Алноста захлестнули воспоминания, много лет он не позволял себе даже приблизиться к ним, явно опасаясь переоценки событий и последующий за ними возможный вред преобразованиям. Но вот сейчас возможно пришло время этим переоценкам, мысли углубились во время, извлекая из архивов памяти факты и ощущения былых времен.

Оглавление »
Манускрипт

 

 
Copyright ShahOFF © 2010 (возрождение проекта 2004) ucoz.ru
Является частью проекта ЯВКА 324