menu

Сатни-Хаэмуасе
Хаэмуа́с (Хаэмуасет; древнеегипетское «Воссиявший над Фивами») Древнеегипетский царевич (наследник престола между 1240 и 1235 до н. э.) из XIX династии, один из старших (и наиболее известных) сыновей фараона Рамсеса II (правил в 1290—1224 до н. э.) и царицы Иси-Нофрет (Исетнофрет); верховный жрец мемфисского бога Птаха.
За масштабные работы по восстановлению и расширению храмов и других памятников древних фараонов и знати Хаэмуаса иногда называют «первым египтологом» (по аналогии с «первым шумерологом» — вавилонским царём Набонидом). Хаэмуаса не следует путать с его тёзкой, сыном Рамсеса III (этот фараон, стремясь подражать Рамсесу II, давал своим детям те же имена, что и его предшественник).
Четвёртый сын Рамсеса II и второй — царицы Иси-Нофрет, Хаэмуас получил надлежащее для возможного наследника престола образование и принимал участие в первых военных кампаниях отца в Восточном Средиземноморье и Нубии. Первое известное нам изображение тогда ещё малолетнего царевича представляет его рядом с отцом и сводными братьями на боевых колесницах, отправляющихся в нубийский поход (Хаэмуас стоит в одной колеснице с первенцем фараона Амонхерхопешефом). Аналогичные изображения в других храмах указывают на то, что Хаэмуас ещё ребёнком сопровождал отца в войне с хеттами за обладание Сирией и Палестиной. Однако на 16-ом году правления Рамсеса II (1274 до н. э.) Хаэмуас порвал с военной карьерой и стал служителем Птаха. Уже через девять лет, в 1265 до н. э. он был уже верховным жрецом этого бога. Вероятно, таким назначением Рамсес II пытался усилить мемфисское жречество Птаха, чтобы уравновесить непомерную мощь фиванской жреческой иерархии Амона.
В компетенцию Хаэмуаса как верховного жреца Птаха входили управление государственными культами Птаха, Ра, Осириса, Аписа и Сокара и заведование строительными работами в стране, а также общее руководство царскими ремесленниками, зодчими, скульпторами и ювелирами. Под началом Хаэмуаса, помимо прочих, сооружались Рамессеум, карнакский гипостильный зал в храме Амона-Ра, большой храм Птаха в Мемфисе и столица фараона Пер-Рамсес. Предварительно определив их состояние, он провёл реставрацию и существенное обновление храмовых комплексов, святынь, усыпальниц и пирамид Мемфиса и близлежащих населённых пунктов. В числе восстановленных при участии сына Рамсеса II строений были пирамида фараона V династии Униса в Саккаре, сооружения Шепсескафа, Сахура и Ниусерра Ини. На восстановленной статуе одного из царевичей Древнего царства Хаэмуас отметил, что все эти действия были мотивированы стремлением «отдать честь» усопшим предшественникам. Источники свидетельствуют, что Хаэмуасом также проводилось изучение библиотек и настенных надписей восстанавливаемых храмов.
Хаэмуас отвечал также за проведение церемоний хеб-сед — комплекса ритуальных мероприятий, призванных восстановить силы фараона в определённый срок после его восхождения на престол. В ранние периоды истории хеб-сед проводился на 30-ом году правления фараона, но в периоды Среднего и Нового царств наметился отход от такой традиции, и Рамсес II за своё длительное (67-летнее) правление участвовал в одиннадцати подобных церемониях. Девять из них были организованы Хаэмуасом. В ознаменование очередных церемоний хеб-сед царевич установил памятные стелы в Асуане и Гебель Сильсинэ, на которых фараон Рамсес изображён со своими детьми от Исетнофрет.
После смерти быка Аписа, посвящённого Птаху, на 30-ом году правления Рамсеса II, Хаэмуас распорядился похоронить священное животное не в отдельной гробнице, как это делали его предшественники, а в усыпальнице предыдущего Аписа. Огюст Мариетт, обнаруживший гробницу, нашёл в ней мумию быка с золотыми украшениями, носящими имена Рамсеса II и Хаэмуаса. Затем по приказу Хаэмуаса было построено общее захоронение быков-Аписов, впоследствии известное как Серапеум. После того, как в 1235 до н. э. здесь впервые поместили мумию Аписа, эта традиция не прерывалась на протяжении более, чем тысячелетия.
Супругу Хаэмуаса, по видимости, звали Нубнофрет; известны трое детей Хаэмуаса и Нубнофрет — Рамсес, Хори и Иси-Нофрет (Исетнофрет). Рамсес и Хори продолжили дело отца и стали жрецами Птаха, причём Рамсес наследовал преемнику отца Парахотепу в качестве верховного жреца Птаха.
После смерти своего брата, царевича Рамсеса, на 50-ом году правления Рамсеса II Хаэмуас был назначен официальным наследником престола, но пробыл в этой должности только четыре года — как и двенадцать его братьев, Хаэмуас умер раньше отца.
Благодаря своей учёности и мудрости Хаэмуас оставил после себе память как о величайшем мудреце и чародее, что нашло своё отображение в постоянном упоминании его имени рядом с именем отца и цикле популярных художественных сказаний о Сатни-Хаэмуасе, распространённых в позднеегипетской литературе вплоть до греко-римского периода.

Сатни-Хемуас и его сын Са-Осирис
У одного фараона был взрослый сын. Звали его Сатни-Хемуас. Этот Сатни-Хемуас слыл великим мудрецом. Он был самым лучшим лекарем в стране, самым искусным писцом и звездочётом, знал даже те заклинания, которые не были известны верховному жрецу Тота.
Молва о Сатни-Хемуасе облетела весь мир. Во всех городах, на всех языках люди повторяли его имя, передавали его из уст в уста, рассказывали о несравненном мудреце детям. Иноземные кудесники приезжали за советом к Сатни-Хемуасу. Дом Сатни-Хемуаса стоял в живописном месте на взгорке. Это был высокий просторный дом с увитой плющом террасой, где можно было наслаждаться прохладой в знойные дни, встречать восход Ладьи Вечности поутру и любоваться закатами вечером.
Ни в чём не знал Сатни-Хемуас недостатка. Амбары его ломились, сокровищница была полна; его окружали верные слуги, готовые выполнить любое желание своего господина. У него была красавица жена по имени Мехитуасехет.
И только детей не было у Сатни-Хемуаса. Это очень печалило его и его жену.Однажды Мехитуасехет пришла в храм великого Птаха и обратилась к богу с молитвой.
— О великий Птах! — взывала она, воздев руки. — Услышь мою мольбу. Подари мне сына или дочь!
Но каменная статуя безмолвствовала. Вновь и вновь Мехитуасехет оглашала святилище мольбой; много часов простояла она, коленопреклонённая, перед жертвенником. Наконец её сморил сон. Женщина склонила голову на каменный постамент и задремала.
Но только она погрузилась в забытье, раздался голос:
— Слушай меня внимательно, Мехитуасехет! Пробудись, встань и иди домой. Завтра утром в твоём доме вырастет стебель дыни. Свари из него питьё и выпей.
Мехитуасехет проснулась. Поняв, что это был вещий сон, она возблагодарила Птаха и побежала домой.
На пороге её встречал Сатни-Хемуас. Он уже давно дожидался её, сгорая от нетерпения. Увидев бегущую Мехитуасехет, он закричал:
— Радуйся, жена! Мне приснился вещий сон! У нас родится сын! Боги повелели дать ему имя Са-Осирис и предсказали, что он совершит множество великих дел.
Мехитуасехет не стала говорить мужу про то, что ей возвестил голос в храме Птаха. Она прошла в дом. Всю ночь она от волнения не могла сомкнуть глаз и, едва забрезжил рассвет, побежала осматривать комнаты.
В самой маленькой комнате рос дынный стебелёк.
Женщина всё сделала так, как повелел Птах в вещем сне: сорвала стебелёк, сварила зелье и выпила. Год спустя у неё родился сын. Мальчика назвали Са-Осирисом.
Маленький Са-Осирис рос так быстро, что не только лекари и знахари в недоумении разводили руками, но даже сам мудрый Сатни-Хемуас— и тот не переставал удивляться. Когда Са-Осирису исполнился год, все, кто видел его, говорили: «Ему два года», а когда он достиг двухлетнего возраста, всем уже казалось, что это пятилетний мальчуган. Сатни-Хемуас очень любил своего сына и каждый день подолгу играл с ним в саду.
Когда Са-Осирис подрос и окреп, его отдали в обучение в храмовую школу. Но прошло совсем немного времени, и знаний у него было уже гораздо больше, чем у всех его учителей. Ещё через год мальчик состязался с лучшими чародеями страны. Сам фараон присутствовал на этом состязании! И умудрённые старцы вынуждены были признать полное превосходство Са-Осириса. Тогда Сатни-Хемуас, слывший величайшим из мудрецов, сам стал обучать Са-Осириса. Однако и он вскоре понял, что учить мальчика попросту нечему: он уже знает всё.

Сатни-Хемуас в Загробном Царстве
Однажды Сатни-Хемуас и его сын Са-Осирис отдыхали на террасе дома. Солнце уже клонилось к западу. Был приятный, тихий вечер.
Вдруг воздух наполнился криками, горестными стенаниями и плачем. Сатни-Хемуас вгляделся вдаль.
Хоронили богатого горожанина. Погребальная ладья везла через Нил роскошный гроб, украшенный золотом. Подле гроба голосили плакальщицы. А вслед за ладьей плыло множество лодок: это друзья и родственники провожали богача в его вечное жилище.
— Посмотри теперь туда, отец, — тронул его за плечо Са-Осирис.
Сатни-Хемуас повернулся и посмотрел туда, куда указывал его сын.
Неподалёку от грузовой пристани, в утлой тростниковой лодчонке везли на Запад бедняка. Тело его было завёрнуто в грубую циновку. И никто не пришёл проводить умершего. Только лодочник устало грёб веслом, да плачущая вдова сидела рядом.
— О Осирис! — воскликнул Сатни-Хемуас, отводя взгляд от этого тягостного зрелища. — Великий бог Дуэта! Сделай так, чтоб мне воздали в твоём Царстве, как воздается тому богачу, и да не постигнет меня участь бедняка!
— Нет, отец, — возразил Са-Осирис. -— Ты получишь в Дуате то, что получит бедняк.
Сатни-Хемуас опешил. Некоторое время он не мог вымолвить ни слова.
— Не ослышался ли я?! — воскликнул наконец он. — Неужели это слова сына, который любит своего отца?
— Именно так, — промолвил Са-Осирис. — Пойдём.
Он взял отца за руку и потянул за собой. Удивлённый Сатни-Хемуас пошёл следом за сыном.
Они переправились через Нил и очутились в городе мёртвых, среди гробниц и заупокойных молелен. Са-Осирис приблизился к подножию скалы, остановился и прошептал заклинание.
В то же мгновение пустыню потряс страшный грохот. Земля разверзлась, и Сатни-Хемуас увидел огромную пещеру.
— Эта пещера ведёт в Преисподнюю, — сказал Са-Осирис и снова потянул отца за руку.
Они вошли в полутёмный зал. Здесь, при желтоватом свете факелов, сгорбившись, сидели какие-то люди. Их было так много, что невозможно было сосчитать. Люди сучили верёвки из волокна, их пальцы были содраны в кровь, — но позади людей стояли ослы и пожирали верёвки.
Как зачарованный смотрел на это Сатни-Хемуас, пока Са-Осирис опять не потянул его за собой.
— Пойдём дальше, отец, — сказал он шёпотом.
Они подошли к двери, которая вела в следующий зал. Сатни-Хемуас толкнул её плечом. Дверь стала медленно открываться, и вдруг подземелье огласил душераздирающий крик.
Сатни-Хемуас замер, озноб пробежал по его телу. В жёлтом свете горящих факелов он увидел, что на полу перед ним лежит человек. Нижний шип двери был воткнут в его глаз. Дверь медленно открывалась, и шип так же медленно, с хрустом поворачивался в его окровавленной глазнице.
Сатни-Хемуас содрогнулся и попятился. Весь бледный, он вошёл в следующий зал.
У самых дверей стояло на коленях множество людей. Все с плачем молили о прощении. Вдали же, на почётных местах, сидели праведники.
Позади опять раздался истошный крик.
— Что это? — спросил Сатни-Хемуас. — От этого крика кровь стынет в жилах.
— Это ещё один умерший открыл двери и вошёл в Дуат, — ответил Са-Осирис. — Всякий раз, когда открывается дверь, шип поворачивается в глазу того человека... А сейчас мы войдём в Великий Чертог Двух Истин!
И они вошли в зал Загробного Суда.
Здесь посреди зала на троне царственно восседал сам владыка Преисподней. У трона стояли Тот, Маат и Хат-хор. Они следили за тем, как Анубис на весах взвешивает сердца. А в тёмной пещере, в углу зала, хищно пылали два глаза. Это чудовище Аммат затаилась там в ожидании, готовая, как только бог мудрости огласит обвинительный приговор, броситься на жертву и растерзать её.
И ещё Сатни-Хемуас заметил подле трона Осириса какого-то человека, облачённого в одежды из тончайшего полотна. Запястья его рук украшали золотые браслеты с изображениями богов, а на груди блестел лазуритовый амулет в виде жука-скарабея.
— Отец мой Сатни, — тихо проговорил Са-Осирис. — Видишь ли ты благородного человека, который стоит на почётном месте около владыки умерших? Это и есть тот самый бедняк, которого хоронили безо всяких почестейи везли на Запад в убогой лодчонке, завёрнутого в грубую циновку. Это он! Его привезли на Суд, взвесили его сердце и нашли, что содеянное им добро перевешивает зло. Но в земной жизни на его долю выпало слишком мало радостей. Поэтому боги велели отдать этому бедняку погребальное убранство богача, которого хоронили с роскошью и почестями. Ты видишь, отец: бедняка поместили среди праведников. Но ты видел и богача, отец мой Сатни! Дверной шип торчит в его глазу. Вот почему я сказал тебе: «С тобой поступят так же, как с бедняком, и да минует тебя доля богача».
— Сын мой Са-Осирис! — воскликнул Сатни-Хему-ас. — Немало чудес увидел я в Дуате! Но объясни мне: кто те люди, которые беспрерывно вьют верёвки, и почему эти верёвки пожирают ослы?
— Знай, — ответил Са-Осирис. — Люди, которые вьют верёвки, — это подобие тех, над кем на земле тяготеет проклятие богов. Они трудятся день и ночь, дабы увеличить своё богатство, но золото утекает, как вода сквозь решето, и у них не хватает даже хлеба, чтобы наесться досыта. Когда они приходят в Дуат и выясняется, что их злодеяния многочисленнее добрых дел, боги обрекают их на то же самое, что с ними было на земле... Тем, кто на земле творил добро, здесь тоже воздаётся добром, а тем, кто совершал зло, воздаётся злом. Так было, так есть, — и не изменится никогда.
С этими словами Са-Осирис взял отца за руку и вывел его из подземелья.

Са-Осирис и чародей из Эфиопии
Это удивительное событие произошло в последний год жизни Са-Осириса. Мальчику тогда исполнилось двенадцать лет.
К отцу Сатни-Хемуаса, к великому фараону Та-Кемет, прибыл чернокожий гонец из Эфиопии.
Войдя в зал приёмов, гонец поклонился всем присутствующим, поклонился фараону и протянул ему свиток папируса.
— Кто может прочесть этот папирус, не разворачивая его и не повредив печати? — спросил он и насмешливо всех оглядел. — Даю вам десять дней. Через десять дней я снова буду здесь. Если окажется, что в Та-Кемет нет столь искусного мудреца, которому это под силу, то пусть ваша страна будет посрамлена навеки и пусть признает она превосходство Эфиопии!
Сказав это, гонец опять поклонился, окинул ещё раз насмешливым взглядом всех присутствующих и вышел.
Придворные мудрецы и кудесники стояли ни живы ни мертвы. Никто не решался поднять глаза, ни у кого не хватало духу заговорить первым.
Молчание нарушил сам фараон.
— Я жду вашего ответа, мудрецы, — проговорил он с тревогой в голосе. — Неужели же ни один из вас не в силах тягаться с презренной страной варваров?
Мудрецы угрюмо отмалчивались. Фараон посмотрел на сына. Но Сатни-Хемуасу тоже было нечего сказать.
— Сын мой Сатни! Что это? Или даже тебе не справиться с такой задачей? — воскликнул изумлённый фараон.
— Да, владыка, да будешь ты жив, здоров и могуч, — признался Сатни-Хемуас. — Кто же может прочесть послание, не разворачивая папирус?.. Но эфиоп дал нам десять дней сроку. Я сделаю всё, что в моих силах, чтоб не пришлось Та-Кемет признать превосходство Эфиопии.
Фараон нахмурился. Сатни-Хемуас отвесил низкий поклон и ушёл домой.
...Близился вечер. Вот уже несколько часов Сатни-Хемуас сидел на террасе, в мрачной задумчивости уставившись в одну точку и ничего не замечая вокруг. Мехитуасехет не тревожила мужа, боясь нарушить течение его мыслей.Но вот стали загораться звёзды. Пора было идти спать, а Сатни-Хемуас всё так же неподвижно сидел. Тогда Са-Осирис подошёл к отцу и спросил:
— Отец мой Сатни, скажи, чем ты так угнетён? Может быть, я смогу тебе помочь.
— Оставь меня, сын, — хмуро ответил Сатни-Хемуас. — Ты ещё слишком мал, и незачем тебе знать, какая у меня на сердце забота.
Но Са-Осирис не оставил отца в покое. Он надоедал ему вопросами до тех пор, пока Сатни-Хемуас, лишь бы только отделаться, не рассказал про эфиопского чародея.
— ...И вот теперь я думаю, как прочесть этот папирус, — закончил Сатни-Хемуас свой рассказ, тяжело вздохнул и умолк.
Са-Осирис рассмеялся, беззаботно и звонко.
— И из-за такого пустяка ты печалишься? Встань, отец. Я прочту это эфиопское послание.
Сатни-Хемуас метнул в сына гневный взгляд. Но тот продолжал захлёбываться смехом, и гнев Сатни-Хемуаса постепенно сменился удивлением. Немного подумав, он кликнул раба:
— Принеси мне из дома какой-нибудь папирус! Когда раб вернулся и с поклоном подал свиток, Сатни-Хемуас сказал сыну:
— А ну-ка прочти, что здесь написано.
— Это «Книга Мёртвых», — ответил Са-Осирис и, не развернув папируса, стал читать. Он читал до тех пор, покуда Сатни-Хемуас не прервал его, воскликнув:
— Достаточно! Сын мой! Завтра же мы идём к фараону, завтра же посрамим перед его величеством посланца варварской страны!
Наутро все придворные мудрецы во главе с Сатни-Хемуасом собрались в зале приёмов. Фараон приказал послать за эфиопом.
Эфиоп немедленно явился на зов его величества. Под мышкой он нёс своё таинственное послание. Не скрывая презрительной ухмылки, он оглядел всех и протянул Сат-ни-Хемуасу папирусный свиток.
Сатни-Хемуас тут же передал свиток сыну.
Глаза эфиопа расширились от изумления, когда он понял, что папирус будет читать двенадцатилетний мальчонка.
— Читай же! — приказал фараон. И Са-Осирис стал читать то, что было написано в папирусе:
«Было это в давние-давние времена.
Однажды царь Эфиопии, отдыхая в тенистой беседке на берегу пруда, услыхал чьи-то голоса неподалёку. Какие-то люди тихо разговаривали в прибрежных кустах. Царь прислушался.
— Если б меня не страшило возмездие, исходящее от великого Ра, — сказал первый голос, — я бы напустил на жителей Та-Кемет чары, и все египетские поля на три года стали бы неплодородными.
— Им не страшен неурожай, — возразил второй голос со знанием дела. — В их зернохранилищах достаточно запасов на случай голода... Нет! Чтоб унизить Та-Кемет и доказать его ничтожество перед Эфиопией, надо сделать из этой страны посмешище. Смех губительней всего на свете! Тот, с кем жестоко расправились, вызывает у людей сострадание и жалость. Но никогда не пожалеют того, кто смешон!.. Вот если 6 ты мог сделать так, чтоб их владыку, великого фараона, высекли плетьми на глазах у всего народа...
— Я могу это сделать, — заявил первый голос.
Дальше эфиопский царь слушать не стал и бегом бросился к кустарниковым зарослям, откуда доносились голоса.— Который из вас сказал, что силой его колдовства владыку Та-Кемет высекут плетьми на глазах у рабов и черни? — нетерпеливо потребовал ответа царь, глядя то на одного, то на другого.
— Это я сказал, — помедлив, признался молодой эфиоп. — Меня зовут Гор. Я сын негритянки.
— Так соверши же своё волшебство, Гор, и я тебя щедро вознагражу!»...
Са-Осирис замолчал, поднял глаза и в упор посмотрел на эфиопа.
— Да покарает тебя великий Ра! — сказал он. — Это ли написано в твоём папирусе?
— Это, — настороженно подтвердил эфиоп. Он избегал взгляда мальчика. — Продолжай.
«...Гор — сын негритянки слепил из воска носилки и четырёх носильщиков, — стал читать Са-Осирис дальше. — Затем Гор — сын негритянки произнёс над восковыми фигурками заклинание, оживил их и приказал им:
— Отправляйтесь в Та-Кемет. Принесите сюда фараона, всыпьте ему здесь, при всём народе, пятьсот ударов гиппопотамовой плетью и отнесите его обратно. Всё это вы должны сделать не больше чем за шесть часов.
И вот порождения эфиопского чародея ночью отправились в долину Нила. Они проникли в покои властителя, схватили его, связали, швырнули на носилки и помчались во весь дух в Эфиопию. Там они избили фараона розгами и гиппопотамовыми плетьми и той же ночью унесли обратно в Та-Кемет.
Наутро фараон призвал своих приближённых.
— Я велю казнить начальника стражи и всех, кто стоял в карауле! — кричал он в гневе. — Как могло случиться, что в спальню моего величества беспрепятственно проникли враги? Они унесли меня в Эфиопию и там избили розгами и плетьми. Клянусь могуществом Птаха, всё было именно так, как я говорю!
Вельможи изумлённо переглянулись: не помутился ли у фараона рассудок?
— О владыка! О наше солнце! — пролепетал один из них. — Не печалься. Великая Исида исцелит твой недуг. Прикажи послать за врачевателями.
— Вы думаете, я сошёл с ума? Так поглядите же!
И фараон показал свою жестоко избитую спину. Вся она была в кровоподтёках и синяках.
Возглас изумления вырвался у вельмож.
Но тут к фараону приблизился придворный мудрец, чародей и хранитель папирусов Гор — сын Па-Неше.
— Владыка, да будешь ты жив, здоров и могуч! — сказал он. — Стражники неповинны. Это эфиопские чародейства. Но, клянусь богами, я проучу колдуна, злоумышляющего против твоего величества!»...
Са-Осирис снова прервал чтение.
— Верно ли я читаю то, что написано в папирусе, презренный эфиоп? Отвечай!
Эфиоп стоял сжавшись, склонив голову. Колени его дрожали.
— Каждое твоё слово истинно, о мальчик, мудрый непогодам...
Са-Осирис стал читать дальше:
«...Гор — сын Па-Неше дал фараону перстень с амулетом. Ночью скороходы Гора — сына негритянки опять проникли во дворец, чтобы похитить фараона, унести в Эфиопию и отхлестать плетьми. Но они не смогли одолеть чудодейственной силы амулета и ушли восвояси.
Зато эфиопский царь в ту ночь был похищен! Гор —сын Па-Неше тоже слепил из воска четырёх носильщиков и повелел им принести царя Эфиопии в Та-Кемет, всыпать ему при всём народе пятьсот ударов плетью и унести обратно.
Утром царь Эфиопии призвал к себе Гора— сына негритянки, показал свою жестоко избитую спину и напустился на чародея с криком:
— Посмотри, что сделали со мной в Та-Кемет! Видишь?!.. Клянусь: если ты не сумеешь впредь уберечь меня от их волшебства, я предам тебя лютой казни!
Гор — сын негритянки изготовил свои талисманы и отдал их царю. Но едва наступила ночь, восковые скороходы Гора — сына Па-Неше вновь пришли в Эфиопию, похитили царя и опять высекли его на глазах у толпы.
И на следующую ночь повторилось то же самое.
Эфиопский царь был в отчаянии.
— Горе тебе, злодей! — визжал он, потрясая кулаками. — Из-за тебя я претерпел от египтян столько унижений! Клянусь всемогущими богами, завтра на рассвете тебя бросят на съедение крокодилам! Стража, сюда!..
— Господин мой и повелитель! — в слезах пал на колени Гор — сын негритянки. — Если ты велишь меня казнить, кто другой спасёт тебя от восковых скороходов? В Эфиопии, кроме меня, нет других мудрецов. Дозволь мне отправиться в Та-Кемет. Я должен увидеть и убить этого чародея.
Царь подумал-подумал и бросил злобно:
— Хорошо, ступай. Даю тебе полмесяца сроку.
Гор — сын негритянки поклонился и, пятясь, вышел из покоев.
На закате дня он покинул столицу Эфиопии и направился в Та-Кемет. Путь ему предстоял далёкий. Семь раз успела облететь небосвод Ладья Вечности, прежде чем он достиг фараонова дворца.
Стражники выставили копья ему навстречу. Но Гор — сын негритянки околдовал их и беспрепятственно прошёл в покои владыки.
— Эй! Кто здесь осмелился чародействовать против моего царя?! — закричал он на весь дворец. — Выходи, ничтожный! Я бросаю тебе вызов: мы будем состязаться в искусстве колдовства.
На шум сбежались придворные. Потом пришёл и сам фараон. Увидев эфиопского колдуна, все в страхе притихли.
— Где же ты? Или ты боишься? Отзовись! — кричал Гор — сын негритянки, не обращая внимания на вельмож из фараоновой свиты, столпившихся вокруг.
— Я здесь! — раздалось в ответ, и в зале невесть откуда возник Гор — сын Па-Неше.
— Значит, это ты чародействуешь против меня, ничтожный? — прохрипел, трясясь от злобы, Гор — сын негритянки. — Прокляни же тот чае, когда ты появился на, свет!
Он произнёс магическое заклинание, и вдруг посреди зала взвился огненный вихрь. Мгновение спустя уже весь дворец был охвачен пламенем. Каменные колонны горели точно сухая древесина.
Тогда Гор — сын Па-Неше сотворил своё заклинание. Едва он произнёс его, с неба хлынул ливень и затушил огонь.
Эфиоп взмахнул рукой — и вся земля Та-Кемет погрузилась в темноту. Стало холодно, как в подземелье.
Крики ужаса огласили дворец. Но Гор — сын Па-Неше только усмехнулся. Он тронул рукой волшебный амулет — и на небе опять засияло солнце.
От злости эфиоп даже засопел. На лбу его вздулись жилы, похожие на узловатые верёвки. Он что-то пробормотал — и внезапно вокруг фараона выросла каменная стена.
— Вот гробница для вашего повелителя! Он навеки замурован!
Гор — сын негритянки торжествующе оглядел собравшихся. Но не прошло и минуты, как сложенная из исполинских глыб стена растаяла словно туман.
И понял наконец эфиоп, что не под силу ему бороться с египетским чародеем. Дрожащим голосом произнёс он заклятие, сделался невидимым и бросился из дворца вон.
Но Гор — сын Па-Неше успел схватить его за шею.
— Вот он, эфиопский колдун! Смотрите на него все! И все вдруг увидели, что Гор — сын Па-Неше держит за шею жалкого общипанного гусёнка.
— Не губи меня, могучий чародей, — взмолился гусёнок. — Преврати меня снова в человека. Я больше не причиню вашей стране зла.
Гор — сын Па-Неше задумался. Все ждали.
— Ты даёшь священную в этом клятву? — спросил после долгого раздумья Гор — сын Па-Неше.
— Да, да, господин! Именем Ра клянусь не возвращаться в Та-Кемет, пока не пройдёт полторы тысячи лет».
— ...На этом кончается рассказ, что записан в папирусе, — объявил Са-Осирис. — Верно ли я его прочёл? Отвечай, презренный эфиоп!
Эфиоп не ответил. Он стоял, закрыв лицо руками и весь дрожа.
— О владыка, да живёшь ты, да здравствуешь и да благоденствуешь! — воскликнул Са-Осирис. — Погляди на этого злодея! Клянусь богами, этот человек и есть тот самый Гор — сын негритянки, о котором говорится в папирусе. Он не раскаялся в своих злодеяниях и, когда прошло полторы тысячи лет, вернулся в нашу страну, чтобы чародействовать. Но клянусь, владыка, что и я не кто иной, как тот самый Гор — сын Па-Неше. Я узнал в Царстве мёртвых, что наш враг, эфиопский колдун, собрался вновь напустить чары на Та-Кемет. А среди твоих подданных нет мудреца столь искусного, чтоб противоборствовать ему. Я умолил великого Осириса позволить мне вновь появиться на свет и не допустить посрамления Та-Кемет. И вот я воплотился в стебель дыни, из которого Мехитуа-сехет сварила напиток.
Тут Са-Осирис произнёс заклинание. Рухнул эфиоп на пол, корчась в страшных судорогах, и затих. Вспыхнуло пламя и превратило мёртвого эфиопа в горстку пепла.
От изумления все потеряли дар речи. Никто даже не успел сообразить, что произошло, как Са-Осирис стал таять в воздухе — и навсегда исчез.
Сатни-Хемуас закрыл руками лицо и разрыдался от горя.
...Шли годы. У Сатни-Хемуаса подрастал уже второй сын — выдумщик и озорник по имени Уси-мен-Гор.
Но до конца своих дней не переставал Сатни-Хемуас приносить жертвы в честь Са-Осириса, величайшего писца и мудреца.

Сказания о Сатни-Хемуасе. Сатни-Хемуас и его сын Са-Осирис./ Цит. По: Рак . И. Легенды и мифы Древнего Египта. СПб., Журнал «Нева», ИТД «Летний сад», 1998.,
Категория: Герои правители. | Добавил: ShahOFF (11.10.2013)
Просмотров: 2194 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]