Наяда
Наяды (греч. Νηϊάδες, Ναΐδες, Ναϊάδες) —  в греческой мифологии дочери Зевса, были нимфами водной стихии и родственны нереидам. Упомянуты в «Одиссее» Нимфы ручьев, родников и источников. Полноценные реки женщинам доверять не полагалось — ими занимались речные боги, как, например, небезызвестные Скамандр и Ахелой. Одна из наяд - Мента, - носила имя Кокехиды и была связана с водой царства мертвых. По некоторым сведеньям является возлюбленной Аида В стоячей воде наяда не живет. Поэтому-то, построив на ручье запруду, вы серьезно угрожаете его обитательнице. Если она из мелких наяд, то может и погибнуть; а если посильнее — постарается вам за это как-нибудь напакостить. Наяды — существа, чрезвычайно полезные в хозяйстве. Ручей орошает землю, а сама наяда служит духом плодородия и отчитывается лично Деметре. Поэтому рачительный хозяин всегда оставляет у родника чего-нибудь вкусненького для наяды — хлеба, овощей, сыра, а то и козленка. Довольная наяда отплатит высоким урожаем, а голодная и злобная, чего доброго, погрызет виноград прямо с кустами. Кроме того, некоторые наяды известны как кладези знаний или помощницы в творчестве. Вспомним хотя бы Касталию, дочку бога Ахелоя: от преследований Аполлона она спаслась в источник на горе Парнас (или превратилась в него) и стала наделять попивших из него разнообразными талантами. Еще одна — Сиринга — по той же причине не поладила с Паном и превратилась в тростник, из которого этот влюбленный садист вырезал себе свирель. Так и пела бедняжка у бога во рту долгие годы. Наяды, подобно другим нимфам, неразрывно связаны с источником своей «силы». Если водоем пересыхал, живущая в нем наяда умирала. Местные жители поклонялись наядам, и даже кидали в воду детские локоны, посвящая водяным духам своих отпрысков. В некоторых регионах (например, в Лерне) потокам ручьев с наядами приписывались целительные свойства. В качестве жертвоприношений там топили животных, а на берегах этих источников часто располагались оракулы. Будучи мирными существами, наяды, тем не менее, могли постоять за себя. Именно они похитили Гиласа (любовника Геракла) с корабля Арго, а наяда Номия, влюбленная в пастуха Дафния, однажды устала терпеть его неверность и превратила парня в камень (по другой версии — ослепила). Есть наяды-целительницы и врачующие, купание в их водах дает исцеление от болезней. Воды источников, где обитали наяды, имели очистительные и прорицательные функции и даже обладали способностью даровать молодость и бессмертие. Кстати, есть указания на то, что и музы также — что-то вроде наяд. Правда, более популярна версия, что они все же происходят из ореад. Видение Наяды  Взгрустнулось как-то мне в степи однообразной. Я слёг Под стог, И, дремля в скуке праздной, Уснул; уснул — и вижу сон: На берегу морском, под дремлющей сосною, С унылою душою, Сижу один; передо мною Со всех сторон Безбрежность вод и небо голубое — Всё в сладостном ночном покое, На всё навеян лёгкий сон. Казалось, море — небеса другие, Казались морем небеса: И там и здесь — одни светила золотые, Одна лазурь, одна краса В объятьях дружбы дремлет. Но кто вдали, нарушив тишину Уснувшую волну Подъемлет и колеблет? Прелестная, нагая Богиня синих вод — Наяда молодая; Она плывёт, Она манит, она манит К себе на грудь мои объятия и очи… Как сладострастный гений ночи, Она с девичьей красотой, Являлась вся сверх волн нагой И обнималася с волной!.. Я с берегов, я к ней… И — чудо! — достигаю. Плыву ль, стою ль, не потопаю. Я с ней! — её я обнимаю, С боязнью детскою ловлю Её приветливые взгляды; Сжимаю стан Наяды, Целую и шепчу: «Люблю!» Она так ласково ко мне главу склонила; Она сама меня так тихо обнажила, И рубище моё пошло ко дну морей… Я чувствовал, в душе моей Рождалась новая, невидимая сила, И счастлив был я у её грудей… То, от меня притворно вырываясь, Она, как дым сгибаясь, разгибаясь, Со мной тихонько в даль плыла; То, тихо отклонив она меня руками, Невидима была; То долго под водами Напевом чудным песнь поёт То, охватив меня рукою, Шалит ленивою водою И страстный поцелуй даёт; То вдруг, одетые в покров туманной мглы Идём мы в воздухе до дремлющей скалы, С вершины — вновь в морскую глубину! По ней кружимся, в ней играем, Друг друга, нежась, прижимаем И предаёмся будто сну… Но вспыхнула во мне вся кровь, Пожаром разлилась любовь; С воспламенённою душою — Я всю её объемлю, всю обвил… Но миг — и я от ужаса остыл: Наяда, как мечта, мгновенно исчезает; Коварное мне море изменяет — Я тяжелею, я тону И страсть безумную кляну; Я силюсь всплыть, но надо мною Со всех сторон валы встают стеною; Разлился мрак, и с мрачною душою Я поглощён бездонной глубиной… Проснулся: пот холодный Обдал меня… «Поэзия! — подумал я, — Твой жрец — душа святая, И чистая, и неземная!» Алексей Васильевич Кольцов (1831) | |
|
| |
| Просмотров: 5463 | Комментарии: 1 | |
| Всего комментариев: 0 | |